Праздник первого огурца.

Как  же  я  ненавидела  первомайские праздники в  детстве. Нет, не  за  то, что  демонстрация школьной  колонны  ничего не  демонстрировала, маршируя к  пощади им  Ленина по  жаре, безуспешно пытаясь попасть в  такт барабанов и "в ногу" рядом  идущего...

Не  за  то,что  надо  было непременно "в  голубом и с  бАнтами! Вы  же  впереди идете.девочки!",а  за  то,что после  этой самой колонны , по  этой  же  беспощадной жаре и  после бессмысленного стояния  на  площади  под тихие  окрики  классной  Лидиилеонтьевны надо  было  переться домой  пешком и, едва успев  развязать  эти самые  бАнты, тащиться в огород.

Сажать "зелень". Так  мама  называла  все, что  прорастало из семян или  уже  лежало в  виде полудохлых  ростков, заблаговременно  купленных на  базаре и спрятанных в  погреб  "до утра", аккуратно укутанных в  листья лопуха.

"На  майские  высадим  зелень, а, может, и  картошку  успеем", - выносила приговор моим мечтам "поспать подольше", мама, -"Наталья  займется  грядками..у  нее  рука  легкая. Хоть палку в  землю воткнет- прорастет!".

Я ненавидела  и палки и  зелень вместе взятые. Стоять в согнутом  виде  на  огороде с  лейкой, полной  воды и  грязными  от  этой самой  воды и  земли  ногами - перспектива ежегодных майских  праздников с  пятого  по  десятый  класс. 

И  только  папа  был необыкновенно  весел: у  него  было очень  ответственное  занятие. Он сооружал  теплицу  для  огурцов. 

Ставил  металлические  дуги, перетягивал их проволокой, создавая анфиладу  из железных арок, растягивал на них  пленку из  рулона, с  таким  трудом  доставаемую "когда еще не  сезон". Тогда  мало что покупали, чаще всего  "доставали". Прикручивал к краям  пленки алюминиевой  проволокой рейку -  для  удобства  открывания и  проветривания. Присвистывал, когда  все  удавалось с  первого  раза или, негромко  матерясь, пыхтел, когда что-то  шло не  так.

После праздников, как известно,  наступают  будни. Наступали  они и в  нашем  огороде. Мне  доставалась  ежедневная  поливка. Как  же я мечтала  тогда  жить в  квартире с  водопроводом и  горячей  водой! В мыслях я  клялась  себе,что  никогда (НИКОГДА!)  не  буду  жить в  частном  доме с  огородом, заставлять своих  детей  сажать  зелень и  поливать  ее  каждый  вечер. 

Набирать воду следовало в  колодце на улице  Киевской,что  находилась в аккурат позади -параллельно нашей. Ибо  вода  там  была  "сладкая". А у  соседки  Ольги в  колодце  вода  была  соленая. 

Я злилась каждый  раз, таская  на  тележке  40-литровый бидон с  водой на  "зелень" ибо  искренне  не понимала, как  эта самая  проклятая  зелень может  различать вкус! 

Затем  вода  переливалась  в ведро и уже после -в  лейку. Одна  забава  радовала  меня  при поливке. Мои мысли успокаивались, когда  тонкие водяные струи свисали  из  лейки, в  лучах  заходящего  солнца, и  появлялась  волшебная, яркая  радуга, которую я  сотворяла  себе  сама. Надо  было правильно выбрать  напор воды, высоту поднятия лейки над землей и  угол наклона. Я увлекалась  этим ,забывая,что впереди  меня  ждет  еще  добрая  половина  огорода со страждущей  зеленью. Я постигала уроки физики на практике. Ибо преломление  света в  водных потоках- одно из немногочисленных физических  явлений,которое можно  запечатлеть на  пленку фотоаппарата, было темой  одного из урков. И, засмотревшись на эти цветовые  переливы, заигравшись с лейкой, то  поднимая, то  опуская ее, я  забывала, что  воды    должно  хватить на  девять  лунок или  на  один  ряд  огурцов. 

Вода  заканчивалась  на  пятой  лунке, и приходилось  делать еще  один незапланированный  маршрут  на  улицу  Киевскую. Остатки  зелени поливались в сплошной  темноте  южной украинской ночи, в свете  дворового  фонаря.

Затем, все  усаживались  на  парадном крыльце, где ступени  были  широкими, выкрашенными в  красно-коричневый  цвет, приносился  тазик. Из бочонка с водой, нагретого за  день  солнцем, наливалась вода, и  все по очереди  мыли  ноги. 

Последним  уходил  отец. Он  еще  долго сидел  на  крыльце  один, щурясь одним глазом от  дыма, докуривая  сигарету и глядя  на  теплицу с подросшими  огурцами. 

"Ты  чего?", -спрашивала  мама, пробегая  мимо него, "сарай  закрыл?"

"Угу", - невнятно отвечал  отец и, затушив сигарету, заходил в  дом.

Будни сопровождались  традиционной  ежедневной  поливкой, подвязыванием  огурцов, пасынкованием и  обрезанием  усов  у клубники, расстановкой  подпорок  под густо пахнущими  помидорами, чья  ботва при соприкосновении с кожей оставляла ощущение  росы,  и привязыванием к столбикам  колючих стеблей "синеньких", они же - баклажаны и моими  клятвами  ни  за  что не  жить в своем  доме, когда  буду  взрослой.

И вот, на  исходе  июня, в  аккурат  перед папиным  днем  рождения, наступил  тот самый  день,который внезапно стал  традицией,с  которой  мама  безуспешно пыталась бороться.

За неделю  до  этого  дня, папа  обходил владения, надолго  задерживаясь у  теплицы и внимательно  просматривая на просвет заросли вьющегося  растения и выискивая  первые  завязи.

фото Ирина Киселева

"О! Уже есть!", - радостно  оглашал он  двор и  огород. 

"Ната, вот  тут полей  хорошо... завтра  уже  будем  огурцы  солить!", - показывал  он мне  рукой место для обильного  полива.

По прошествии нескольких  лет мы  понимали, что  до заветного  дня  оставалось меньше недели. А пока, мы все  выполняли  ежедневную  рутину: возить  воду, поливать  зелень.

Через  несколько  дней после  заветного "О, уже есть!", придя с  работы, мама  обнаруживала  пьяного в стельку папу, с кем-нибудь из ближних соседей или дальних поселенцев  нашего небольшого райцентра, где  все  знали  друг не  только  друга,но  и все  генеалогическое  древо каждого до седьмого колена.

Папа  радостно  оборачивался  на вошедшую в  дверь маму и излишне  громко возвещал:

"Ольга! Готовь банки, ведра - будем урожай собирать!"

По выражению маминого  лица, не  предвещавшего ничего  хорошего, папин компаньон понимал,что пора и предпринимал попытки  раскланяться и уйти  без последствий. 

Папа упорно не  хотел  отпускать  гостя, а мама  темнела  аки  туча  перед  грозой,  обводя  недобрым  взором  картину и  додумывая  детали, которые были не столь явно очерчены  реальностью.

На столе  стояла  бутыль с прозрачной, как слеза младенца,  жидкостью. Мама  мрачнела. Самогон  был  заготовлен в  качестве  "валюты"  для  расплаты за  стройматериалы  для  постройки дома или  за  трактор с  плугом, которым вспахивали  огород дважды  в  год. Валюта  ценилась дороже  простых  банковских  денежных  знаков. Хороший  самогон славился  далеко в  округе и  служил  сигналом  к  быстрому  исполнению  любого  заказа.
Это неправда,что  он мутный, как показывают в  лубочных фильмах  про вечера  на  хуторе, или  "сизый", как  говорят на Украине. Такой  самогон ни пить, ни  другим в  угощение подавать  не полагается. Сизый, непрозрачный  цвет означает, что самогонный продукт  был  взят чрезмерно, и в него попала "сивуха"- бражка, не  содержащая  спирта. Мои  родители  знали  толк в производстве  знатного самогона. Очищенного  марганцево-кислым  калием (вот где я  проходила  уроки химии!),а  затем, дважды процеженного через ватный слой, аккуратно  перемежеванного   березовым  углем. 

Какие  только  настойки не  изготавливала мама! ее  рецепты  переписывались  товарками от  руки в  заветные  книжечки в  коленкоровом  переплете и  хранились как  драгоценность, в  дальнем углу.

Но в  данном случае, напиток  был  взят  без  спросу и, главное,  без причины. Такова  была версия у  мамы.

Папа  же  радовался  и  праздновал  на  очень  законных  основаниях - так считал  он.

На столе, помимо  волшебного  эликсира собственного  изготовления,  была  нехитрая ,  но  очень соответствующая  закуска, полностью и  логически  выткавшая из сорта напитка на столе. Классика  в  данном вопросе  никогда не подводила  папу.

Сало, очищенное  от  лишней  соли и  нарезанное  тонкими  ломтиками лежало прямо  на  разделочной  доске. Ровные, красные прослойки мясца дразнили вкусовые  рецепторы  одним своим  видом, призывая положить их на язык и  насладиться палитрой  вкуса. Вымытая  и  обрезанная от  ботвы алая  редиска, грубо нарезанный  черный, ржаной хлеб, перья  зеленого  лука и главный герой этого натюрморта- пупырчатый, толстенький, правильной  овальной  формы, зеленый ПЕРВЫЙ огурец!

"Смотри,Ольга!,-весело взывал  отец, - ПЕРВЫЙ! И мы с  Фэдоровичем  его празднуем."

После  этих слов  огурец  торжественно  разрезался  на  кругляши, словно  все  ждали,когда  мама вернется с  работы и  один из них протягивался ей как  изумрудный самородок.

Надо  ли  добавлять,что  огурцу  радовался  только  один  отец ? Подробности  дальнейшей  беседы я  опущу, потому как  многое  ускользало  от моих  любопытных ушей, так как после слов мамы "Наталья, сходи, дай  уткам воды - все  высохло!", я  испарялась, как влага из корыта у уток.

Как  ни срасталась мама, радость  праздника  первого  огурца, испортить ей  не удавалось. Увещевания мамы в  том,что  самогон  готовился  для  других целей и  огурец  не столь уж  значимое  явление в природе, не  действовали на его праздничное  настроение и  он неумело  пытался  заразить ее  весельем.

Заканчивался  праздник всегда  одинаково. Мама  отбирала  заветный  флакон с  жидкостью, папа  хрустел кругляшом  огурца и уходил в комнату, оставляя несколько таких  же  штук, отрезанных от зеленого,пупырчатого  на столе  для "попробовать всем", ФЭдорович незаметно  растворялся в  воздухе  раньше, чем  стихали его слова прощания, мама переходила  на  фальцет, я  уходила  давать уткам  воду. 

Так продолжалось несколько  лет, пока не случилось непредвиденное, но вполне  закономерное происшествие, положившее конец  Празднику  Первого  Огурца.
Во всем  виноваты  были пчелы.